В разноцветных одеждах, в своих разноцветных одеждах
в окружении лилий бумажных и крокусов нежных
в ту минуту, когда тень с хозяином равновелики
я в алькове сижу и пригоршню держу голубики.
Не смущая стрекоз, отмечающих выводок летний,
разгоняя цикад, разносящих последние сплетни,
игнорируя как никогда мотыльковые блики,
тень свою безымянную тенью кормлю голубики.
Обращаясь к плеяде влекущих от стада влекомых,
мы для времени - то, что для нас караул насекомых,
и, случись наблюденье сие через год или за год,
так же тень проросла б и в горсти бы убавилось ягод.
Но пока велика настроений моих амплитуда,
пусть недолго мое дежавю дорогое, покуда
безнаказанно въется веревочка, вяжется лыко,
я беспечен, отчетлива тень и сладка голубика.

Ибо что наши органы зренья вне органов вкуса?
Ибо пресно теченье, в которое я окунулся,
ибо в сумерках этих что реки в апрельском смятеньи
наши тени сливаются и разливаются тени.
Я в алькове сижу, а вокруг сообразно погоде
происходить обыденность, стало быть то происходит,
что логично вполне, но гротескно слегка. Погляди-ка:
тень моя вырастает и тает в горсти голубика.

1998, Сан Диего