Плывёт в тоске необъяснимой пчелиный хор сомнамбул, пьяниц.
В ночной столице фотоснимок печально сделал иностранец,
и выезжает на Ордынку такси с больными седоками,
и мертвецы стоят в обнимку с особняками.

Плывёт в тоске необъяснимой певец печальный по столице,
стоит у лавки керосинной печальный дворник круглолицый,
спешит по улице невзрачной любовник старый и красивый.
Полночный поезд новобрачный плывёт в тоске необъяснимой.

Плывёт во мгле замоскворецкой пловец в несчастие случайный,
блуждает выговор еврейский на жёлтой лестнице печальной,
и от любви до невеселья под Новый год, под воскресенье,
плывёт красотка записная, своей тоски не объясняя.

Плывёт в глазах холодный вечер, дрожат снежинки на вагоне,
морозный ветер, бледный ветер обтянет красные ладони,
и льётся мёд огней вечерних, и пахнет сладкою халвою,
ночной пирог несёт сочельник над головою.

Твой Новый год по тёмно-синей волне средь шума городского
плывёт в тоске необъяснимой, как будто жизнь начнётся снова,
как будто будут свет и слава, удачный день и вдоволь хлеба,
как будто жизнь качнётся вправо, качнувшись влево.

Июнь 1988, Баку