Я опущу стекло и пальцем покажу:
"Смотри какая цыпа катит на коньках!"
А чтобы лучше рассмотреть приторможу
и пропущу ее с улыбкой знатока.

И мне ответит Саша как бы невзначай:
"Такая девочка одна на миллион!"
И это мнение не будет означать,
что он в жену свою как прежде не влюблен.

Но жен сегодня с нами нет и, осмелев,
мы по бродвею нашей памяти летим.
И ностальгически вздыхаем о Москве.
И за Манхеттеном критически следим.

Вокруг таксисты хамоватые снуют.
И ни портрета, ни статуйки Ильича!
Лишь сумасшедшие к прохожим пристают,
да проповедники на улицах кричат.

Свои цвета меняет как хамелеон
и разворачиавет дивный кавардак
столица мира, cовременный Вавилон,
один большой демократический бардак.

С тяжелым креном я налево поверну.
Тактично Саша подтвердит, что все о-кей.
И мы с ним движемся по Пятой Авеню
в прохладе парковых равесистых ветвей,

где чернокожие подростки по кустам,
такое делая недоброе лицо,
бегуний белых поджидают где-то там
с ожесточенным любопытством жеребцов.

Я возмущенье ситуацией такой 
незамедлительно решаю показать.
Но покрываются знакомою тоской 
все замечающие сашины глаза -

Среди бездомных, полицейских и людей,
у пуритан и ортодоксов на виду
две лезбияночки как пара лебедей
к нему такие безразличные идут.

Но только Господом ведом и бережен
мой чехарак уже везет нас по домам
туда где вечное фрондерство наших жен
и бузупречная лояльность наших мам.

А по дороге нам никто не запретит
глазеть на девочек на Пятой Авеню.
Ведь мы-то знаем что ни язва, ни гастрит
не обостряются от чтения меню...

...Душа как раньше к этим блюдам не лежит.
То плата времени за прежние дела,
когда мы вместе оседлали эту жизнь
и затянули ей на морде удила.

В пороховницах порох есть, и хорошо!
Иначе б, важное и вечное верша,
Не принимали б мы с тобой на посошок,
не паковали б чемоданы, не спеша.

Пускай вращается наш шарик голубой.
Ни мы, ни он не побываем в дураках.
Смотри какое, Саня, небо над тобой!..

...Гляди какая цыпа катит на коньках!