Владимир Рагимов поет негромко, но его хорошо слышно. Видно дело не только в голосовых связках и электронной аппаратуре. Секрет в точности попадания, в рельефности музыкальной фразы. Стих, отражаясь от его гитары, создает адекватную поэтике ноту.

В одной из песен, написанных Володей на стихи Сергея Сапожникова, есть такие строчки:

В черном замке твоем
зеркала вместо окон...

Может быть от этих мистических зеркал летят, отталкиваясь, лучики Володиной музыки, чтобы согреть наши суетные души.

Кто же такой Владимир Рагимов.

Это вопрос без вопросительного знака, потому что Володю надо слушать, а не об'яснять.

В его биографии прослеживаются синкопы времени: он - бакинец - в школе начинает играть на гитаре - затем учеба в Москве, где он впервые сталкивается с авторской песней, - в начале 80-х появляются его первые, в этом жанре, песни на стихи Сергея Сапожникова, Екатерины Уздиной, Дмитрия Черныха - друзей Володи из поэтического содружества "Подмастерья". В середине 80-х он возвращается в Баку, где попадает в один из своеобразнейших клубов авторской песни - бакинский КАП - прекрасно вписавшись в плеяду талантливых авторов.

Володя пишет песни и на свои стихи, в которых азарт юности ("сердцам нашим юным не надо оружья - гитары есть") перекликается с ностальгическим чувством неизбежных потерь: "все что было - отпелось у костров на снегу..."

А потом...

Жизнь, как фразу, надо открывать с абзаца. В 1990 году Рагимов приехал в Америку. Все приходится начинать с нуля. Все - кроме песен. Их золотой запас вывозится из бакинского котла в неприкосновенности.

О чем поет Володя Рагимов?

За аккордами его гитары, за его чуть глуховатым голосом шумят реки забвения и московские дожди, плывет негасимый ночной кораблик из Александровского сада и врываются в дом легковесные сквозняки. И все это для нас перемешивает в коктейлях разочарований, одиночества и надежды уникальный бармен В. Рагимов.

Соавторы этой книги - поэты, чьи стихи он любит, чувствует и слышит. В горьковатых, налитых точными образами, стихах Сапожникова, в ускользающей метафизике Бродского, в элегантной стилистике Штейна раскрывается внутренний мир поэта и композитора Владимира Рагимова.

Музыкант Рагимов подступает к поэтическому тексту, как Эдисон к воплощению своей неожиданной идеи. Он будто подключает нервные окончания гитары к высоковольтным строчкам Бродского и "лампочки повышенный накал" становится таким же элементом музыки, как был элементом речи.

Многие стихи в этой книге уже окрашены мозаикой нот, они неотделимы от них, как неотделимы фигуры людей на старых фотографиях от своих поз, пейзажа, века...

Наперерез чужой судьбе
метель ночей июньских длится,
возьмите капельку себе,
согрейте мерзнущие лица.

Кораблик поэзии соороужение непростое. Из грубых Досок Судьбы, из стройных корабельных сосен медленно вырастает его силуэт. А сколько стружки сбрасывается с его палубы, пока не оденется он в тугие белоснежные паруса. И вот Мастер покидает корабль и на смену ему приходит тот, кто поведет его в плаванье. И тогда ветер запоет в парусах, наполняя их своей музыкой - той самой, которую ты услышишь, открыв эту книгу. И ты будешь подпевать и покачиваться ей в такт, забывая обо всем на свете.

Слушай и радуйся. Поет Владимир Рагимов.

Анатолий Постолов

Проколесив три дня по хайвеям, мы с дочкой, добрались до Лос-Анджелеса, где мои друзья уже сняли нам квартиру на втором этаже двухэтажного же дома. Естественно, что мы устали от дороги, и, уложив дочку спать, я лег на пол - а мебели еще никакой не было, - и затеял традиционный интимный разговор с сигаретой. Апрельский вечер уже смеркался, пальмы засыпали и весь, мне незнакомый мир, готовился ко сну. И вдруг, на этом полусонном состоянии людей и неба, воздух прорезала песня, несущаяся явно не издалека, а прямо из под меня, то есть с первого этажа. Два молодых приятных голоса, невзирая на сумерки, перебирали струны гитар и упивались издаваемыми ими звуками:

За разведенные мосты
всем расставаниям навстречу
от простоты до пустоты
наш путь заменами отмечен...

Естественно, я приподнялся на локте, и спустя еще несколько строк и аккордов, постучал в дверь квартиры, которая была ровно подо мной, хотя дверь и была нараспашку. "Можно к вам?" "Конечно..." "Меня зовут..." Тот самый?" "Да, тот самый..." Так я познакомился с моими будущими друзьями - Володей Рагимовым и Женей Трахтенбергом, которые и нарушали вечерний покой нашей тихой улицы. Мы быстро сошлись, спелись и "спились" - в пределах нормы, конечно.

Вместе мы прошли какие-то первые шаги иммиграции, вместе грустили, вместе отмечали дни рождения, и на каждом таком сборище, достигнув определенной шкалы, я просил: "Володька, возьми гитару. Пожалуйста..."

Меня всегда поражало его умение увидеть внутреннюю музыку стиха, найти ту сокровенную струну и, точно передав настроение, соединить слово и мелодию в нечто новое - песню. Причем многие Володины песни часто выходят за рамки традиционного бардовского жанра, тем самым расширяя его границы.

С годами Володя стал реже беспокоить свою шестиструнную подругу, увлекся компьютерной музыкой, самим компьютером. Он вообще человек, наделенный многогранным талантом, то есть талантом одним, но способным воплощаться в разных, порой вроде бы несовместимых формах, - музыка, картография, звукозапись, компьютерный дизайн...

И все же я думаю, что лично для меня, Володя Рагимов остается прежде всего человеком, способным извлечь из гитары волшебные, заставляющие подняться с постели, звуки. И подпевать ему - независимо от того, есть ли у вас голос или он напрочь отсутствует, как например у меня.

За разведенные мосты...

Петр Вегин